— Передайте царю Бокху, — так сказал Рутилий Руф, — что Сенат и народ Рима помнят все: и нанесенное им оскорбление, и старые дружеские узы. Нам ясно, что царь Бокх искренне раскаивается в своем проступке. Было бы несправедливо с нашей стороны не простить его. Итак, царь Мавретании Бокх прощен Сенатом и народом Рима! Однако Сенат и народ Рима требуют, чтобы царь Бокх отплатил нам добром за добро. Мы не ставим никаких определенных условий. Какой будет эта дружеская услуга, пусть царь Бокх решает сам. И когда он со всей очевидностью проявит добрую волю, Сенат и народ Рима будут счастливы заключить с ним договор о мире и сотрудничестве.

Бокх ответил в конце марта. Сам он предпочел остаться в Икозии. Гай Марий, рассудил он, может вести переговоры и на расстоянии — через Богуда. А чтобы защититься от Югурты, боязливый Бокх ввел в Икозий новую армию и, как смог, укрепил маленький порт.

Богуд же отправился к Гаю Марию в Цирту.

— Мой царственный брат просит Гая Мария сказать ему, какую услугу можем мы оказать Риму.

Произнеся это, Богуд опустился на колени.

— Встань, встань! — раздраженно сказал Марий. — Я тебе не царь! Я проконсул Сената и народа Рима! Не надо пресмыкаться передо мной. Это унижает меня даже больше, чем тебя.

Смущенный Богуд поднялся.

— Гай Марий! Помоги нам! — вскричал он. — Скажи прямо, чего хочет от нас Сенат?

— Я бы помог вам, если бы… — начал Марий и замолчал, пристально изучая свои ногти.

— Так отправь одного из своих приближенных, чтобы он поговорил с царем с глазу на глаз. Возможно, в личной беседе они быстрее придут к согласию.

— Хорошо. В таком случае Луций Корнелий Сулла поедет к вашему царю. При условии, что место встречи будет отстоять от Цирты не дальше, чем Икозий.

— Самое главное, разумеется, — выторгуй у них голову Югурты, — напутствовал Марий Суллу, когда квестор готовился в путь. — Ах, многое бы я отдал, чтобы оказаться на твоем месте, Луций Корнелий! Но не могу. Остается только одно: послать к ним такого человека, как ты.

Сулла в ответ безмолвно ухмыльнулся.

— А если сможешь, привези мне самого Югурту! — добавил Марий. — Это было бы лучше всего.

Итак, в середине мая Сулла выступил из Рузикады в сопровождении когорты легионеров, когорты легковооруженных всадников-самнитов, личного эскорта, состоящего из балеарцев, и эскадрона конников под командованием лигурийца Публия Вагенния.

На протяжении всего пути до Икозия Сулла нервничал, хотя на море чувствовал себя превосходно и даже успел проникнуться симпатией к мореплаванию. Экспедиция обещала быть удачной. И очень важной лично для него. Он верил в это так, словно кто-то ему напророчествовал удачу. Как ни странно, Сулла совершенно не стремился встретиться и поговорить с предсказательницей Марфой Сириянкой, хотя Гай Марий частенько предлагал ему это и даже пробовал настаивать. Отказывался Сулла вовсе не из-за того, что не был склонен к предрассудкам. Как всякий истинный римлянин, Луций Корнелий Сулла был преисполнен суеверий. Он просто-напросто боялся. Хоть Луций Корнелий Сулла, патриций и сенатор, и старался внушить всем и каждому, а паче всего самому себе, что его ждет славное будущее, он слишком многое знал о собственных слабостях, чтобы встречаться с предсказательницей по примеру Мария.

Что-то сулило ему туманное будущее? Сулла явственно ощущал надвигающуюся беду. Греческие философы постоянно диспутировали о природе зла. Находились такие, которые утверждали, будто зла не существует вовсе. Но Сулла слишком хорошо изведал: зло есть. Оно вполне реально.

С залива открывался чудесный вид на город. В период зимних дождей множество потоков устремлялось к заливу с гор, и на затопленном побережье с десяток островов плавали, как корабли. Кипарисы были похожи на мачты и паруса. «Прекрасное место!» — подумал Сулла.

На берегу близ города их ждала тысяча берберских всадников, снаряженных по-нумидийски: без седел и упряжи, без доспехов, лишь с копьями, длинными мечами и щитами.

— Смотри! — сказал Богуд, когда они с Суллой сошли на берег. — Царь прислал своего любимого сына встречать тебя, Луций Корнелий.

— Как его зовут?

— Волюкс.

К ним приблизился юноша, вооруженный так же, как его воины; однако лошадь его была оседлана. Сулле понравились открытое рукопожатие и спокойные манеры царевича Волюкса. Такого юношу стоило любить. Но где же сам царь Бокх? Наметанным глазом посланец Мария пытался обнаружить владыку Мавретании по многочисленной свите.

— Луций Корнелий! Мой отец уехал на юг, в горы, — объяснил царевич. Они остановились на берегу, где Сулла мог наблюдать выгрузку своих войск и снаряжения.

Сулла вздрогнул от неожиданности.

— В договоре между царем Бокхом и Гаем Марием такого не было, — молвил он. — Встреча должна быть личной.

— Знаю, — смущенно отозвался Волюкс. — Но дело в том, что царь Югурта совсем близко.

Сулла похолодел:

— Это что — ловушка, царевич?

— Нет, нет! — запротестовал молодой человек. — Клянусь тебе всеми твоими богами, Луций Корнелий, это не ловушка! Но Югурта — опасен… Он наслышан о планах моего отца. Югурта двинулся сюда с небольшим отрядом гетулов. Сил этих не хватит, чтобы напасть на нас. Зато мы можем напасть на него. Отец решил покинуть взморье, чтобы обмануть Югурту. И Югурта поверил. Он ничего не знает о прибытии римлян, мы в этом уверены. Очень хорошо, что вы прибыли морем.

— Югурта быстро пронюхает, что я здесь, — мрачно сказал Сулла, думая о своем отрядике в пятьсот человек.

— Будем надеяться на лучшее, — проговорил Волюкс. — Три дня назад я вывел тысячу своих воинов из лагеря отца — будто бы для учений. А привел их сюда. Мы не объявляли войну Нумидии. Поэтому у Югурты мало поводов нападать на нас. Вместо открытых военных действий он предпочтет побольше разузнать о наших намерениях. Клянусь, он остался на юге, возле нашего лагеря. Его лазутчикам не подобраться к Икозию, пока мои воины охраняют эту область.

Сулла скептически посмотрел на юношу, но ничего не сказал. Их было маловато, этих мавров. Беспокоила его и затянувшаяся разгрузка судов. Закончат ли завтра?

— Где конкретно находится Югурта? — спросил он наконец.

— В тридцати милях от моря, в маленькой долине среди гор, к югу отсюда. Как раз между Икозием и лагерем отца, — ответил Волюкс.

— И как же мне попасть к твоему отцу, избежав стычки с Югуртой?

— Я могу провести тебя в обход — так, что он и не узнает. В самом деле, Луций Корнелий! Отец доверяет мне, доверься и ты. — Волюкс подумал немного и добавил: — Думаю, будет лучше, если ты оставишь своих людей здесь. Чем меньше нас будет, тем легче проскользнуть незамеченными.

— Почему я должен тебе доверять, царевич? Я не знаю тебя. Да и Богуда, и твоего отца — тоже. Вдруг ты нарушишь слово и предашь меня Югурте? Я — прекрасная добыча! Попади я в плен — трудно придется Гаю Марию, сам знаешь.

Богуд ничего не сказал, только помрачнел, но юный Волюкс и не думал сдаваться.

— Так дай мне задание, которое докажет, что мне и моему отцу — нам можно доверять! — вскричал он.

Сулла поразмыслил над услышанным — и продемонстрировал свой знаменитый волчий оскал.

— Хорошо, — сказал он. — Ведите же меня. Чего мне терять?

Он посмотрел на мавра, его странные светлые глаза вспыхнули под полями соломенной шляпы, как два драгоценных камня. Смешной головной убор, какого никогда не носят римские солдаты. Что ж, тем вернее запомнят здешние жители необычного героя в забавной шляпе и долго еще будут рассказывать у костров и очагов о его деяниях.

«Я должен ввериться судьбе, — подумал Сулла. — Она ни разу еще не обманула моих надежд. Это — проверка. Испытание моих сил. Способ доказать им всем — от царя Бокха и его сына до того могущественного человека, который остался в Цирте, — что я равен им… нет, выше их! Фортуна не посмеет играть со мной в прятки. Вперед! Такова моя участь. Делай, что делаешь, Сулла. Верши свою судьбу. Постарайся».