— Семнадцать!

Метробий соскользнул с колен Суллы и стоял, глядя на него с грустью, потом протянул руки:

— Послушай! Останься со мной еще немного. До рассвета можешь пойти домой.

Сулла неохотно поднялся.

— Я останусь, но только на этот раз. Больше я не приду, — сказал он.

— Знаю. — Метробий поднял руку гостя и положил себе на плечо. — В следующем году ты будешь счастлив в Нумидии.

ГОД ЧЕТВЕРТЫЙ (107 Г. ДО P. X.)

КОНСУЛЬСТВО ЛУЦИЯ КАССИЯ ЛОНГИНА И ГАЯ МАРИЯ (I)

Никогда еще консульство не имело такого значения для человека, избранного на эту должность, как для Гая Мария — его первый срок. Он направился на инаугурацию в первый день нового года, твердо зная, что предзнаменования — а ночью он следил за знаками небес — не вызывают никаких сомнений и что его белый жертвенный бык наелся одурманивающего корма. Торжественный и отчужденный, Гай Марий стоял там перед всеми — консул с головы до пят: великолепного высокого роста, намного более аристократичный, чем любой из окружавших его в это свежее раннее утро. Старший консул, Луций Кассий Лонгин, низкорослый, коренастый, в тоге выглядел довольно жалко и совершенно терялся в тени своего младшего коллеги.

И наконец появился Луций Корнелий Сулла — теперь тоже сенатор, с широкой пурпурной полосой на правом плече туники, личный квестор консула Гая Мария.

Хотя у Мария не было фасций на январь, — эти перевязанные лиловой тесьмой пучки прутьев до февральских календ являются принадлежностью старшего консула Кассия, — тем не менее он созвал Сенат на следующий же день.

— В настоящий момент, — обратился он к сенаторам, которые решили явиться почти все, поскольку не доверяли Марию, — Рим вынужден вести войну на три фронта, и, следовательно, в Испании сейчас мы драться не можем. Нам нужны войска, чтобы сражаться с царем Югуртой в Нумидии, со скордисками — в Македонии и с германцами — в Галлии. За пятнадцать лет, миновавших со дня смерти Гая Гракха, мы потеряли на полях сражений шестьдесят тысяч римских солдат. Еще тысячи уже не годятся для военной службы. Я повторяю, почтенные сенаторы: прошло всего пятнадцать лет. Это даже не половина жизни одного поколения.

Палата молчала. Среди присутствовавших находился Марк Юний Силан, который чуть менее двух лет назад потерял более трети названного количества солдат — и все еще оправдывался от обвинений в измене. До сих пор никто не осмеливался во всеуслышание назвать эту ужасную цифру в стенах Палаты. И все же присутствующие хорошо знали, что данные, приводимые сейчас Марием, даже немного занижены. Сенаторов просто поразило, что он осмелился произнести все это вслух — на четкой, звучной латыни.

— Мы не можем набрать рекрутов, — продолжал Марий, — по одной убедительной причине. У нас недостаточно мужчин. Нехватка римских граждан и лиц, пользующихся латинскими правами, угрожающая. Но еще меньше у нас италийцев. Даже если мы объявим призыв в каждом районе к югу от реки Арн, нет никакой надежды набрать необходимое количество войск на этот год. Я предполагаю, что африканская армия, шесть легионов обученных и вооруженных солдат, вернется в Италию с Квинтом Цецилием Метеллом и будет отдана уважаемому коллеге Луцию Кассию для кампании против Толозы. Македонские легионы также хорошо вооружены, имеют статус ветеранов и, я уверен, успешно продолжают службу под руководством Марка Минуция и его младшего брата.

Марий перевел дыхание. Палата продолжала слушать.

— Но остается проблема новой африканской армии. Квинт Цецилий Метелл имеет в своем распоряжении шесть очень опытных легионов. Предполагаю, что в условиях крайней нехватки людей смогу обойтись четырьмя. Однако у Рима нет в резерве четырех легионов! У Рима нет даже одного легиона в резерве! Чтобы освежить вашу память, приведу вам точные цифры, сколько человек должно находиться в армии, состоящей из четырех легионов.

Гаю Марию не было нужды заглядывать в записи. Он просто стоял там, на консульском возвышении, впереди своего курульного кресла, и приводил цифры — по памяти:

— Общий состав: пять тысяч сто двадцать пехотинцев в одном легионе, плюс тысяча двести восемьдесят нестроевых вольноотпущенников и еще тысяча нестроевых рабов на легион. Затем кавалерия: две тысячи конников и еще две тысячи нестроевых вольноотпущенников и рабов для ухода за лошадьми. Следовательно, передо мной стоит задача — найти двадцать тысяч четыреста восемьдесят пехотинцев, пять тысяч сто двадцать нестроевых вольноотпущенников, четыре тысячи нестроевых рабов, две тысячи кавалеристов и две тысячи нестроевых вспомогательных сил кавалерии. — Марий оглядел Палату. — Набрать нестроевых солдат проблемой никогда не было и не будет. Для нестроевых солдат не нужен имущественный ценз, они бедны, как издольщики в предгорьях. С кавалерией также не возникает трудностей, поскольку уже много поколений Рим использует в конных войсках не одних только римлян или италийцев. Мы всегда найдем нужных людей в Македонии, Фракии, Лигурии и Заальпийской Галлии, а они приведут с собой и нестроевых солдат, и лошадей.

Затем он долго молчал, наблюдая за некоторыми из присутствующих. Скавр и неудачливый претендент на звание консула Катул Цезарь, Великий Понтифик Метелл Далматик, Гай Меммий, Луций Кальпурний Пизон Цезоний, Сципион Назика, Гней Домиций Агенобарб… В какую сторону кинутся эти люди, туда и побегут сенаторские овцы.

— Положение наше далеко не лучшее, почтенные сенаторы. Свергнув царей, мы отменили закон, по которому полевое снабжение армии осуществлялось за счет государства. По этой причине мы ограничили вооруженную службу теми гражданами, которые в состоянии вооружить себя сами. И это требование было одинаковым для всех — римлян, латинян, италийцев. Богатому человеку есть что защищать. Для него жизненно важно сохранить свое государство и свое имущество. В сражение он вкладывает всю душу, все свои силы. По этой причине мы не хотели становиться заморской державой и всякий раз отказывались иметь провинции. Римляне защищали Рим. Но после поражения Персея похвальная попытка ввести в Македонии самоуправление нам не удалась. Македонцы так и не смогли понять иной системы, кроме автократии. И мы вынуждены были сделать Македонию римской провинцией, потому что не могли допустить, чтобы племена варваров совершали набеги на западное побережье Македонии — так близко от восточного побережья нашей Италии. Поражение Карфагена вынудило нас управлять Карфагенской империей в Испании, иначе возникала опасность, что ею овладеет кто-нибудь другой. Большую часть африканского Карфагена мы отдали царям Нумидии и сохранили за Римом лишь небольшую провинцию вокруг самого Карфагена, чтобы предотвратить его возрождение. И все же — посмотрите, что происходит только потому, что мы слишком много отдали царям Нумидии! Теперь, чтобы защитить нашу маленькую провинцию, мы вынуждены завоевать Африку. Нам необходимо сокрушить вопиюще экспансионистскую политику одного человека — Югурты. Потребовался один-единственный человек, почтенные сенаторы, — и все, мы пропали. Царь Аттал после своей смерти оставил нам по завещанию Азию, а мы все еще пытаемся избежать ответственности объявить ее нашей провинцией! Гней Домиций Агенобарб открыл для нас побережье Галлии между Лигурией и Ближней Испанией, чтобы наши армии имели надежный римский коридор между Италией и Испанией. Но из-за этого нам пришлось создать еще одну провинцию.

Марий остановился, прочистил горло. Такая тишина!

— Наши солдаты вынуждены теперь сражаться за пределами Италии. Они уходят из дома надолго, их поля, сады и дома остаются без присмотра, их жены изменяют им, их дети не рождаются. В результате добровольцев у нас все меньше и меньше. Мы вынуждены все чаще вербовать новобранцев. Ни один человек, владеющий землей или каким-нибудь делом, не захочет застрять вдали от дома на пять, шесть или даже на семь лет! А когда его отпускают домой, то в любой момент могут забрать снова.