Сулла пожал плечами:
— Очевидно, не желал доверить никому то, что вольки-тектосаги оставили победителям в Толозе. Во всяком случае, к тому времени, как он добрался до Бурдигалы, прошло уже пятнадцать дней после битвы и у германцев и галлов хватило времени оправиться от поражения. Они вошли в Бурдигалу. Этот город намного больше обычного галльского укрепленного местечка, там имеются внушительные оборонительные сооружения и большое количество оружия. Местные племена вовсе не хотели, чтобы на их земли ступила римская армия, поэтому они помогли, чем умели, германцам и галлам, дали им людей и предложили укрыться в стенах города. Вот тогда-то «тупые варвары» и подготовили для Луция Кассия весьма хитроумную ловушку.
— Дурак! — не выдержал Марий.
— Наша армия встала лагерем восточнее Бурдигалы. Кассий решил штурмовать город, а обоз он оставил в лагере под охраной в пол-легиона. Извини, я хотел сказать, пяти когорт. Скоро привыкну к новым названиям.
Марий улыбнулся:
— В этом я уверен. Но продолжай!
— Кажется, Кассий был совершенно убежден в том, что не встретит организованного отпора, поэтому он повел армию к Бурдигале, даже не сомкнув ряды, не построив когорты в каре. Он даже не выслал вперед разведчиков! И угодил в идеальную ловушку. Германцы и галлы буквально уничтожили нас. Сам Кассий убит вместе со своим старшим легатом. Говорят, Попилий Ленат оценивает наши потери под Бурдигалой в тридцать пять тысяч римских солдат, — заключил Сулла.
— Я так понял, что сам Попилий Ленат был оставлен охранять обоз и лагерь? — уточнил Марий.
— Правильно. Он слышал, конечно, шум сражения — еще бы! Крики и звон оружия разносились ветром на несколько миль! Но о поражении он узнал только тогда, когда к нему прибежала жалкая горстка римлян, спеша укрыться в лагере. И хотя он продолжал ждать, больше никто не пришел. Вместо этого явились германцы и галлы. Попилий Ленат говорит, что их были тысячи. Они плотным кольцом окружили лагерь. Это было похоже на нашествие мышей на гумно. Вся земля покрылась движущимися варварами. Они обезумели от победы! Вне себя от радости, германцы несли на пиках головы римлян и распевали боевые песни. Все они гигантского роста, волосы, намазанные глиной, стоят дыбом или желтыми косами свисают на грудь. Ужасающее зрелище, по словам Лената.
— В будущем нам придется привыкать к этому зрелищу, Луций Корнелий, — мрачно заметил Марий.
— Ленат мог оказать им сопротивление — это правда. Но зачем? Ему казалось разумнее спасти остатки нашей армии для будущего, если только такое возможно. Поэтому он выбросил белый флаг и сам, с перевернутым копьем и пустыми ножнами, вышел навстречу их вождям. И они пощадили его, пощадили всех уцелевших римлян. И, чтобы показать нам, какими жадными они нас считали, они даже оставили нам наш обоз! Они лишь забрали свои сокровища — те, что Кассий награбил в Толозе. — Сулла перевел дыхание. — Однако они составили арку из трех копий и прогнали под этим игом Попилия Лената и всех остальных — в знак полного их поражения. После этого они сопроводили римлян до Толозы и проследили, чтобы те ушли в сторону Нарбона.
— В последние годы мы слишком часто проходим под игом, — сказал Марий, сжав кулаки.
— Конечно, это главная причина общего возмущения в Риме Попилием Ленатом, — продолжал Сулла. — Против него будут выдвинуты обвинения в измене. Но, судя по тому, что он сказал мне, сомневаюсь, чтобы он остался в Риме до суда. Думаю, он планирует собрать все ценности, какие у него есть, и сразу же отправиться в добровольную ссылку.
— Это разумное решение. По крайней мере, он сохранит то немногое, что сможет. Если он дождется суда, государство конфискует у него все. — Марий стукнул кулаком по карте. — Но мы не повторим ошибок Луция Кассия! Честно или обманом, но мы ткнем Югурту лицом в грязь! И тогда уж мы отправимся домой — требовать мандата у народа, чтобы драться с германцами!
— Ну, Гай Марий, за это я и выпью! — сказал Сулла, поднимая бокал.
Поход на Капсу, против всяких ожиданий, оказался успешным, но — как признали все — исключительно благодаря Марию, который блестяще провел кампанию. Его легат Авл Манлий распустил среди кавалерии слухи, будто Марий отправляется в обычную фуражную экспедицию. Этой кавалерии Марий не слишком-то доверял, потому что среди конников имелось несколько нумидийцев. Правда, те утверждали, будто они — люди Рима и царевича Гауды. Благодаря предусмотрительности Гая Мария известие, которое Югурта получил от своих шпионов, совершенно не соответствовало действительности.
Таким образом, когда Марий появился с армией у Капсы, царь продолжал считать, что римлянин находится за сотню миль оттуда. Никто не сообщал Югурте, что римляне уже запаслись водой и зерном, прежде чем пересечь засушливые земли между рекой Баграда и Капсой. Когда крепость, считавшаяся неприступной, вдруг увидела себя окруженной морем римских шлемов, она сдалась без боя. Но Югурте опять удалось бежать.
Настало время как следует проучить Нумидию, и особенно гетулов, решил Марий. Итак, несмотря на тот факт, что Капса не сопротивлялась, он разрешил своим солдатам разграбить ее, насиловать там и жечь. Все взрослое население крепости было перебито; ее сокровища и огромные деньги Югурты — погружены в римские повозки. Потом Марий вывел свою армию из Нумидии на зимние квартиры под Утикой. Это произошло еще задолго до начала дождей.
Его армия, состоявшая из неимущих граждан, заслужила отдых. Марию доставило большое удовольствие написать в Сенат сладкозвучное письмо (которое будет зачитывать там Гай Юлий Цезарь). В этой эпистоле Марий восхвалял решительность, храбрость и высокое состояние духа своей армии. Он не мог не добавить, что после потрясающе неумелого командования Луция Кассия Лонгина, его старшего коллеги-консула, Риму определенно понадобятся дополнительные армии, составленные из простого люда.
Вот что написал Публий Рутилий Руф в письме Гаю Марию в конце года:
О, как много видел я покрасневших лиц! Твой тесть огласил твое послание выразительным, зычным голосом, так что даже те, кто заткнул уши, были принуждены услышать все до последнего слова. Метелл Свинка, теперь известный как Метелл Нумидийский, выглядел так, словно вот-вот убьет кого-нибудь. Оно и понятно: его старая армия почти полностью уничтожена у Гарумны, а твои разношерстные герои живы и побеждают. «Нет справедливости!» — сказал он потом, на что я обернулся и очень вежливо ответствовал: «Правильно, Квинт Цецилий. Ибо если бы справедливость существовала, ты не назвал бы себя Нумидийским!» Ему это не понравилось, но Скавр рассмеялся — конечно! Что бы ты ни говорил о Скавре, он — человек с юмором. Другого такого я не знаю. Поскольку я не могу сказать того же о его приятелях, то иногда невольно задаюсь вопросом: уж не выбирает ли он себе в друзья таких, чтобы втайне потешаться над их напыщенностью?
Но что меня поражает, Гай Марий, так это сила твоей счастливой звезды. Я знаю, что ты в ней не сомневался, но теперь могу сказать тебе: не думал я, что у тебя был шанс продлить свое командование в Африке еще на год. И что же случается? Луций Кассий пал вместе с самой большой и самой опытной армией Рима — и вот уже Сенат и его лидирующая фракция бессильны противостоять тебе. Твой народный трибун Манцин пошел в Народное собрание и обеспечил тебе плебисцит, благодаря которому твое губернаторство в Африканской провинции было продлено без всяких препятствий. Сенат молчал. Даже для господ сенаторов было ясно, что ты можешь понадобиться. Ибо сейчас в Риме очень непростая обстановка. Угроза германцев нависла над ним, как рок, и многие говорят, что нет такого человека, который в состоянии избавить Рим от этого рока.
«Где Сципион Африканский, где Эмилий Павел, где Сципион Эмилиан?» — в горести вопрошают они. Но у тебя есть преданные сторонники, Гай Марий. После смерти Кассия они все громче и громче заявляют о том, что ты — именно тот человек, который появится в решающий момент и отразит нападение германцев. Среди них — обвиненный в измене легат из Бурдигалы Гай Попилий Ленат.
Поскольку ты — невежественный италийский деревенщина, расскажу тебе маленькую историю.
Однажды жил-был очень плохой и злой сирийский царь по имени Антиох. Поскольку он был не первый сирийский царь, которого звали Антиох, и совсем не великий (а его отец приказал именовать себя Антиохом Великим), то после его имени поставили порядковый номер. Он был Антиохом IV, четвертым Антиохом, царем Сирии. Хотя Сирия была богатым царством, у царя Антиоха IV текли слюнки на соседнее царство — Египет, где совместно правили его кузены Птолемей Филометор (он же Птолемей IV Справедливый), Птолемей Эвергет Пузатый (он же Пузырь) и Клеопатра (она тоже имела цифру после своего имени и была известна как Клеопатра II). Хотел бы я сказать, что их правление было счастливым и согласным, но это было далеко не так. Братья и сестра, мужья и жена (в царских семьях восточных стран инцест разрешается и даже приветствуется) в течение многих лет ссорились, и в результате им почти удалось уничтожить красивую и плодородную страну на великой реке Нил. Так что когда сирийский царь Антиох IV решил завоевать Египет, он думал, что легко справится с этой задачей, которую существенно облегчали ему ссоры двух Птолемеев и одной Клеопатры.
Но, увы, как только он покинул Сирию, несколько неприятных бунтарских инцидентов вынудили его повернуть обратно. Он вернулся домой, отрубил несколько голов, расчленил несколько тел, выбил несколько зубов и, вероятно, вырвал чью-то матку. И за четыре последующих года очень много голов, рук, ног, зубов и маток расстались со своими владельцами. И тогда царь Антиох IV решил сделать вторую попытку завоевать Египет. На сей раз в его отсутствие Сирия вела себя тихо и покорно. Царь Антиох IV вторгся в Египет, взял Пелузий, прошел маршем к Дельте Нила, до Мемфиса, захватил его и направился обратно, вверх по течению Нила, по направлению к Александрии.
Страна и армия были загублены, поэтому у братьев Птолемеев и их сестры-жены Клеопатры II оставался единственный выход: обратиться к Риму за помощью против царя Антиоха IV, поскольку римляне — это наилучшая и величайшая нация и всеобщий герой-спаситель. Для спасения Египта Сенат и народ Рима (в то время они были в большом согласии друг с другом, во всяком случае, так говорят книги) послали известного своей храбростью консула Гая Попилия Лената. Любая другая страна дала бы своему герою целую армию, но Сенат и народ Рима выделили Гаю Попилию Ленату только двенадцать ликторов и двух писцов. Однако поскольку это все-таки была иноземная миссия, ликторам разрешили надеть красные туники и вставить в пучки прутьев топоры, так что Гай Попилий не был совсем уж беззащитным. Они отплыли на маленьком судне и прибыли в Александрию как раз в то самое время, когда царь Антиох IV подходил к западной части Нильской Дельты, направляясь к большому городу Канону, где укрылись египтяне.
Одетый в тогу с пурпурной полосой, с авангардом из двенадцати одетых в красное ликторов (все с топорами в связках прутьев), Гай Попилий Ленат вышел из Александрии через Солнечные ворота и двинулся на восток. Поскольку он был уже немолод, то шел себе спокойно, опираясь на высокую палку. Так как только храбрые, героические и благородные римляне строят приличные дороги, а все прочие этим не озаботились, вскоре ему пришлось шагать по толстому слою пыли. Но остановило ли это Гая Попилия Лената? Нет! Он продолжал идти и идти, пока возле большого ипподрома, где александрийцы любили наблюдать за скачками, не наткнулся на стену сирийских солдат и вынужден был остановиться.
Сирийский царь Антиох IV вышел вперед встретить Гая Попилия Лената.
«У Рима нет никаких дел в Египте!» — произнес царь с грозным выражением лица.
«Сирия тоже не имеет никаких дел в Египте», — ответил Гай Попилий Ленат, улыбаясь ласково и спокойно.
«Возвращайтесь в Рим», — сказал царь.
«Возвращайтесь в Сирию», — сказал Гай Попилий Ленат.
Но никто из них не двинулся с места.
«Вы оскорбляете Сенат и народ Рима, — заявил Гай Попилий Ленат, глядя на свирепое лицо царя. — Я получил приказ заставить вас вернуться в Сирию».
Царь рассмеялся: «И как вы собираетесь заставить меня вернуться домой? Где ваша армия?»
«Мне не нужна армия, царь Антиох IV. Все, что является Римом, было Римом и пребудет Римом вовеки, стоит сейчас здесь, перед тобой. Я — Рим. Я — не меньше, чем самая большая армия Рима. И от имени Рима я снова говорю тебе: возвращайся домой».
«Нет», — сказал царь Антиох IV.
Гай Попилий Ленат вышел вперед и неспешно концом своей палки очертил в пыли круг вокруг ног царя Антиоха IV.
«Прежде чем ты выйдешь из этого круга, царь Антиох IV, я советую тебе подумать. А когда ты переступишь этот круг, повернись на восток и иди домой, в Сирию».
Царь ничего не сказал. Царь не шевельнулся. Гай Попилий Ленат ничего не сказал. Гай Попилий Ленат не шевельнулся. Поскольку Гай Попилий Ленат был римлянином и не прятал лица, его приятные, спокойные черты были видны всем. А царь Антиох IV прятал лицо за завитой в кольца накладной бородой, но даже это не помогло ему скрыть свой гнев. Время шло. А потом, все еще стоя в круге, могущественный царь Сирии повернулся на пятках к востоку, вышел из круга и отправился обратно в Сирию со всеми своими солдатами.
На пути в Египет царь Антиох IV уже завоевал остров Кипр, который принадлежал Египту. Египту нужен был Кипр, потому что Кипр давал ему лес для кораблей и домов, и зерно, и медь. После того как Гай Попилий Ленат покинул ликующих египтян в Александрии, он отправился на Кипр, где располагалась оккупировавшая остров сирийская армия.
«Возвращайтесь домой», — сказал он армии. И армия ушла домой. Сам Гай Попилий Ленат возвратился в Рим, где он очень просто и спокойно сказал, что отправил царя Антиоха IV домой, в Сирию, и спас Египет и Кипр от ужасной судьбы.
Хотел бы я закончить мой маленький рассказ, заверив тебя, что с тех пор Птолемеи и их сестра Клеопатра II жили и правили счастливо, — но нет. Они продолжали ссориться, убили нескольких близких родственников и погубили страну.
Я слышу, как ты спрашиваешь: для чего, во имя всех богов, рассказал я тебе эту детскую историю? Очень просто, мой дорогой Гай Марий. Сколько раз, сидя на коленях твоей матушки, слушал ты историю о Гае Попилии Ленате и круге в пыли вокруг ног царя Сирии? Может быть, в Арпине матери не рассказывают детям эту историю. Но в Риме это как закон. От аристократов до последних нищих, каждый римский ребенок знает эту историю.
И я спрашиваю тебя, как правнук героя Александрии мог уехать в ссылку, не рискнув предстать перед судом? Добровольно уехать в ссылку — значит признать свою вину. А лично я считаю, что наш Гай Попилий Ленат поступил в Бурдигале именно так, как следовало. Развязка получилась такая: наш Попилий Ленат в конце концов остался и был подвергнут суду.
В интересах некоей анонимной клики действовал народный трибун Гай Келий Кальд. Ты легко догадаешься, что это за клика. Скажу только, что эти люди задались целью переложить вину за Бурдигалу на плечи кого угодно, только не Луция Кассия. Гай Келий Кальд поклялся, что сделает все для осуждения Лената. Единственный специальный суд по делам об измене, который у нас существует, пока что имел дело лишь с Югуртой. Слушание должно было состояться в Центуриатном собрании.
Суд этот вызывающе публичный. Выступающие от каждой центурии выкрикивают приговор своей центурии так, чтобы весь Рим слышал. «CONDEMNO!» — «ABSOLVO!» — «ВИНОВЕН!» — «ОПРАВДАН!» Но разве тот, кто еще в детстве, у материнских колен, слышал историю о Гае Попилии Ленате и круге в пыли вокруг ног царя Сирии, осмелится крикнуть «CONDEMNO»?
Остановило ли это Кальда? Определенно нет. Он представил в Народное собрание законопроект, согласно которому в список дел, по которым следует голосовать тайно, должен быть внесен и суд по делам измены. В этом случае центурии, призванные голосовать, могли быть уверены, что конкретное мнение каждого останется неизвестным. Законопроект прошел. Казалось, все было подготовлено. Надеялись на то, что количество голосов «за» и «против» можно будет подделать.
В начале декабря Гая Попилия Лената судили в Центуриатном собрании по обвинению в измене. Голосование было тайным, как и добивался Кальд. Но некоторые из нас незаметно подходили к членам огромного жюри и нашептывали: «Однажды жил-был благородный, храбрый консул по имени Гай Попилий Ленат…» — и все.
Когда подсчитали голоса, решение было единогласным — «ABSOLVO!» Попилия оправдали. Что тут скажешь? Справедливость восторжествовала исключительно благодаря старой-старой истории, которую каждый из нас когда-то слышал в детстве.